III. Под владычеством московским.  

События в Новгороде. Иоанн III в Руссе. Гибель рушан среди озера (14171). Нашествия поляков и Литвы. Годы затишья. Промысел старорусский. Смутное время. Разгром города войсками Лисовского и Делягарди. Мор. Успокоение всей Руси. 

Зашумел Великий вольный Новгород, заволновался. Усилилось московское княжество, и чуял город первых князей конец своей вольности. Видел он и трепетал, что не устоять ему, старику, пред молодою сильною московскою державою и не сегодня-завтра, на следующий год, а придется все же склонить буйную головушку свою под власть московского государя. Кидался город во все стороны, все последние усилия напрягал, чтобы отстоять, хотя на время, свою волюшку. С надеждою стал он посматривать теперь запад, на Литву. И стал он дружить с Литвою, отдавать даже области свои литовским князьям. Литва поможет оборониться от всесильной руки московских князей, думалось вечу новгородскому.

Шел 1471 год. Смута немалая царила на вече. Только что порешили там бить челом королю Казимиру на подданство. Настояла на своем гордая, властная вдова посадника Исаака Борецкого, Марфа. Послушались ее бояре. Знали они, что этого хочет и простой народ. И послало вече послов к Казимиру — посадника Димитрия Борецкого, сына Марфы да бывшего посадника Афанасия Астафьевича с именитыми горожанами. Давали вечевики дань королю, отдавали во владенья ему города, а в самый Новгород звали они для управления наместника Казимирова, не-латынянина только, с пятьюдесятью православными слугами, чтобы жил он в горницах и без посадника ни судил, ни рядил. Отдавали Новгородцы королю еще 10 варниц в Старой Руссе. Казимир согласился на это предложение, подтвердил все условия своею грамотою, и Русса, таким образом, оказалась вместе со всею Новгородскою землею под властью польского короля. Вместе с этим для вольности Новгорода с его пригородами наступал конец.

Гроза нависла над всею землею. Мрачное чуялось всюду. Таинственное ожидание чего-то грозного смущало новгородское население. Незадолго перед тем преподобный Зосима Соло­вецкий, хлопоча в Новгороде по своему делу, пришел к Марфе Борецкой. Но гордая женщина даже не пустила его к себе. Тогда подвижник, обратившись к ее дому, ска­зал: «Придут дни, когда живущие во дворе сем не оставят в нем следов своих, и затворятся двери дома сего, и двор его будет пуст».

А через несколько времени, когда просьба подвижника была уважена, он был на пиру у Марфы и вдруг среди пира задрожал, смотря с ужасом на сидевших за сто­лом бояр, а потом горько заплакал.

«Чего ужаснулся, сидя за столом? Отчего заплакал?» — спросили его потом. Преподобный ответил: «Я видел бояр за столом: на них не было голов». Это были как раз бояре, казненные потом Иоанном.

Подвижник провидел, таким образом, печальную участь бедного города и заранее плакал о грядущей судьбе.

Между тем предзнаменования следовали одно за другим. Буря сломала крест на св. Софии; на гробах святительских находили кровь, на Хутыни сами собою звонили колокола. Многие иконы плакали и т. д.

Вообще, что-то зловещее носилось над Новгородом, и народ в ужасе трепетал уже пред грядущими несчастиями.

А из Москвы на вольный город уже двигались великокняжеские дружины. Заволновались всюду в Новгородской земле. Всполошились и в Руссе. Враги ничего не щадили по пути. Вытаптывали только что зазеленевшие поля, грабили все, что было запасено — и хлеб, и птицу, и скотину, избы разоряли и жгли, а поселян брали в полон или избивали. Только испепелившиеся развалины да груды трупов остава­лись там, где проходила московская рать. Близко была уже и Русса ¹). Опустел город при приближении врага. Разбежались жители по лесам. Кто мог, забрали свои пожитки, разобрали дома, сложили на лодки и переправились в Новгород. Сиротливо стояли многочисленные церкви да монастыри. Только колокольный звон порою нарушал воцарившуюся тишину.

¹) Русса первый раз называется в летописях Старою по поводу этого занятия ее московскими дружинниками, а народное предание говорит, что Старою Русса называлась издавна по отношению к Новгороду — новому — городу, появившемуся после нее.

23 июня враги показались у города. Это были только передовые отряды из рати князя Даниила Димитриевича Холмского и воеводы Феодора Давыдовича. Около полудня набросились они на опустевший город, и начался разгром с грабежами без разбора. Со всех сторон запылали пожары, и город почти весь выгорел. Несколько дней отдыхали от дороги в Руссе дружинники. Тем временем подошли и другие войска; все несметные полчища двинулись дальше, а сзади двигались еще татары со своими кибитками и повозками. Стояла страшная жара. Только и можно было передвигаться с тяжелыми обозами раненько утром да вечером. Медленно двигалось московское войско.

К 7 июля подошли до села Коростыни, и тут встретились передовые новгородские засады. Долго бились полки с небольшими засадами, и  не выдержали, наконец, новгородцы, побежали, оставив много пленных. А москвичи жестоко наказали пленников за сопротивление — обрезали им носы и уши, да так и отправили в Новгород, чтоб напугать горожан.

Через 7 дней москвичи встретили громадную новгородскую рать. Крепко стояли новгородцы у устья Шелони под управлением князя Василия Шуйского Гребенки. Начался страшный бой. Не уступили бы на этот раз новгородские полки, не сломить бы их москвичам, да вдруг, в разгар боя, из засады вылетели татары. Дрогнули новгородцы, а московские дружины успели окружить их и, избив двенадцать тысяч воинов, забрали остальных в плен. В ужасе бежали, кто мог, из разбитых новгородских дружин в Новгород с печальною вестью, а за ними поспешила вся московская рать.

Между тем в полоненную разоренную Руссу приехал сам великий князь Иоанн Васильевич III. Среди городской площади, против уцелевшей еще соборной церкви в честь св. страстотерпцев Бориса и Глеба, быстро раскинули дру­жинники великокняжескую ставку. Пестрила она, покрытая, разноцветными дорогими коврами, а наверху стоял — возвы­шался золоченый крест на золоченом шаре. Кругом ве­ликокняжеской ставки стройными рядами раскидались палатки начальных воевод и великокняжеского обоза. Дальше, да и повсюду в город, расположились ратные люди. Не узнать стало эти дни мирной Старой Руссы. Не видно было никого жителей, всюду разгуливали воины.

Шло 24 июля. На площади, среди лагеря, строился высо­кий помост. Уставили на нем золоченое великокняжеское кресло под балдахином, украшенным золотыми кистями да богатыми парчами. Сам князь хотел судить пленных новгородцев из разбитых недавно дружин.

Полная площадь набралась ратных людей. Ближе к трону стали воеводы да начальные люди, а дальше простые воины ратники. Из палатки вышел сам князь. Громко раздались в честь его военные крики. А государь поднялся по ступенькам и тяжело опустился на золоченое кресло. Его окру­жили отроки в белых парчовых кафтанах с большими, блестевшими на солнце, секирами. Придвинулись к трону бояре. Сбоку у ступеньки стал дьяк Степанко Борода­тый, славившийся своей грамотностью и ученостью, «отменным манером умевший воротити русскими летописци». Все стихло... На площадь выведи несчастных пленников. Впе­реди в оковах вели израненных, избитых новгородских воевод — Дмитрия Борецкого, Киприяна Арбузьева, Василия Се­лезнева-Губу и Иеремию Сухощека, а за ними густою толпою шли измученные перевязанные простые ратники. Их окружали княжеские дружинники с секирами. Еще тише стало на площади, как прошли они. И громко среди тишины раздался голос дьяка.

Читал он вины воевод новгородских, прочел их грамоту к польскому королю и тут грозно заговорил сам князь. Загремел его голос упреками на неспокойный, коварный город. Не выдержал тогда боярин Василий Селезнев-Губа несправедливые упреки князя. Дерзкими речами ответил он.

— Обрезать ему язык! — приказал князь.

— Казните и всех непокорных зачинщиков, — прогремел его голос...

На площадь принесли кровавую плаху, с диким хохотом к ней подошел палач — татарин Ахметка Хабибулин, и одна за другою покатались с помоста головы борцов за вольность родного города. Уже казнили Дмитрия Борецкого, Арбузьева, Селезнева-Губу и Сухощека. У боярина Селезнева-Губы Ахметка отрезал сначала язык и бросил собаке. Тут князь велел остановиться. Остальных пленников он приказал отправить в московские темницы, в Коломну, а многих отправили и обратно в Новгород ¹). Окончился суд, и долго пировали после него победители. На следующий день великий князь двинулся к берегам Шелони. Там собрались все его дружины, чтобы нанести последний удар Новгороду.

¹) Полное собрание Русских Летописей, VI, 12, 193.

Прошло уже боле двух недель после Шелонской битвы, которая навела на Новгородцев неописуемый ужас. A все еще не думали сдаваться в вольном городе, хотелось во что бы то ни стало защитить свой город. Один только Владыка Феофил увещевал горожан не проливать напрасной крови. Видел он, что не устоять Новгороду на этот раз. Наконец, послушались Владыки благоразумные бояре и послали посольство к великому князю, умоляя не громить город. Пришли послы в ставку Иоаннову, упали перед ним на колени, и заговорил святитель, «бия челом со многими слезами».

— Государь, князь великий, — сказал Феофил. — Господа ради, пожалуй виновных перед тобою людей Великого Hoвropoда, твоея отчины, уложи гнев твой, уйми меч, угаси огонь утиши грозу, не изрушь доброй старины, дай видеть свет, пощади безответных людей, смилуйся, как Бог тебе на сердце положит». ²)

²) Полное собрание Русских Летописей, IV т. стр. 13.

Смилостивился, наконец, Иоанн, видя богомольца своего кроткого Феофила «зело плачущася по многи дни..., сложил меч свой, гнев свой унял»... ³) Согласился он на просьбы и, взяв большой откуп с вольного города, изъявившего свою покорность, удалился в свою московскую землю, а по пути снова побывал в опустевшей Руссе. Удалились вместе с князем московские дружинники из города, срыв городской острог, и город понемногу стал оживать.

³) Там же.

Один за другим стали выползать из лесов скрывавшиеся там жители. Потянулись беглецы и из Новгорода. В ладьях и челнах отправились они через озеро ¹)... А озеро было неспокойно... Да не смущались рушане, не вернулись назад. Отъехали они на средину. Что малые щепки, стало побрасывать на волнах ладьи да учны ²) просторные, и много пловцов нашло на этот раз свою могилу в озере. 90 учнов, да 60 малых судов были разбиты и потоплены бу­рею. Наконец, стих втер, успокоилось озеро, тихо ходила по нему мелкая рябь, как будто ничего и не случилось среди него, а на берегу, около Коростынн, всюду валялись обломки судов и трупы мертвецов. (Было найдено 120 трупов). Через несколько дней погибло и еще почти 9000 рушан в озере на 180 учнах.

¹) Ильмень.

²) Большие лодки-барки.

Совсем осиротел теперь город. Целыми улицами не до­считывались горожане. Много их погибло в боях, а еще больше потонуло в озере. И город затих... Нужно ему было успокоиться от пережитого...

А в Новгороде все еще было неспокойно... Волновался по-прежнему буйный город. Чернь восставала там на именитых горожан, и они побежали из родного города в Руссу. (В 1455 году было это возмущение черни). Зато Русса окрепла, увеличилась, разбогатела за эти годы. Покойно жилось в ней. Большие дани платили горожане и Новгороду, и Москве, потому и не трогал ее никто. Да было из чего платить. Не бедна была казна старорусских купцов. Выручала рушан соль, которую вываривали они из воды и за дорогую цену сбы­вали по всей Руси. Оставил Руссу в покое даже грозный царь, когда шел полонять непокорный Новгород. Все он разорил кругом в земле Новгородской. Всюду потоками текла там кровь от его жестоких расправ, а Русса бы­ла покойна. Не тронул Царь покорный город, плативший богатую дань, да и причисленный еще к царевой опричнине.

Только раз пришла беда. Страшный мор свирепствовал в городе в 1553 году, и много народу перемерло.

Наконец, снова прошли военные невзгоды... Близко было смутное время междуцарствий, и начали уже обозначаться будущие враги русского государства. Неспокойны, тяжелы были для Руссы последние годы Грозного царя. Не ладил он с Польшею, — почти не прекращалась с нею война, и Русса была задета войною...

Уже чуялось в природе приближение весны (1551 г.). Стихли обычные северные морозы, мозгловато стало в воздухе... Что-то шумела мирная Старая Русса. Правда, был праздник, да шум-то стоял что-то не праздничный... Стоном стонал древний город... Везде говорили о враге. К городу приближались польская дружины. Вдали за лесом вид­нелся уже дым пожаров; вдруг в городские ворота ураганом ворвались вражеские всадники из полка литовского воеводы Филона Клиты. И пошла на улицах резня беззащитных жителей. Даже вода в реке закрасилась от крови, а тут еще со всех сторон начался пожар. Все, что могли, захватили грабители-вороги, а остатки побили и сожгли (в феврале 1581 года) и улетели так же быстро, как появи­лись. Недаром с тех пор в городе сложилась посло­вица: «точно в литовское разоренье».

Прошло только лито, и литовцы-вороги снова налетели на Руссу. На этот раз явился воевода Гарабурда с лихою дружиною и опять, разграбив и разорив все, что осталось от первого разоренья, улетел в свои края. А в городе остались одни развалины от домов да церквей.

Скоро оправился город от этих нашествий. Быстро по­явились домики около соляных источников, всюду выросли церковки, и потекла мирная, привольная жизнь. Недавней беды как будто и не бывало, хотя город стоял уже на крови, да на грудах костей. С повинной головой платил он подати московскому государю. На удивленье много платил — больше, чем сам стольный торговый город Москва. ¹)

¹) 1800 рублей в год по Флетчеру, который описывает Россию в царствование Феодора Иоанновича, тогда как Москва платила всего только 1200 руб.

Зато ценили город московские государи, и Русса быстро росла. Не узнать в ней было недавних развалин. Почти на 10 верст вытянулась ее главная улица по теченью Полисти, и что ни год, то город становился все больше. Много приходило в него поселенцев из всех других городов. Везде шли неурядицы, а в Руссе жилось сравнительно покойно и богато — на всех хватало соленой воды... Знай не ленись, вы­варивай соль — и будешь богат... Понастроили много солеварен старорусцы. Даже новгородские обители имели здесь свои солеварни. Царь Феодор Иоаннович, преемник Иоанна Грозного, пользовался, как сам Грозный, некоторым числом старорусских солеварен и подтвердил старинное право иметь таковые новгородским монастырям: Юрьеву, Хутынскому, Николаевскому-Островскому, Михаило-Клопскому, Духовскому, Деревяницкому и Спасско-Старорусскому без платежа пошлин; гражданам же города Старой Руссы, желающим про­изводить выварку и продажу соли, поставлялось в обязан­ность ежегодно платить пошлину в казну.

Украсился зато город в несколько лет. Заблестели золоты­ми крестами церкви да монастыри. Хороши, славны были они благолепием своим, да колоколами сладкозвонными. Много было в Руссе церквей в те годы, так много, что и не перечесть.

Наконец, пришел для нее самый страшный и тяжкий час испытаний.

Тяжелое тогда было время для всей Руси. Волновалась она, не знала, куда и идти. Не видела порою — где самозванец, где настоящий царь. Страдала вся страна, а враги не мешкали. Грозною тучею надвинулись они с запада и залили кровью селенья да города русские. Попала и Русса в общий круговорот, и была вконец разорена...

Шел 1609 год. На Москву двигался Лжедимитрий 2-й. Во все стороны по пути послал он свои дружины, чтобы покоряли ему города да селения. Явились ратники его с ка­заками и в Новгородскую землю. Среди Тихвинских болот они встретились с Тихвинским войском и не могли усто­ять. Бегством едва спаслись они от храбрых тихвинских витязей, а по пути к своим пределам, несколько опра­вившись от поражения, встретили беззащитную Руссу. Не было воинов в городе, а и новгородские дружины были далеки. ¹)

¹) Благодаря распре между воеводами — князем Михаилом Скопиным Шуйским и окольничим Михаилом Игнатьевичем Татищевым.

Без боя взяли литовцы Руссу и засели за ее крепкою оградою. (Литовцы были из отряда Лисовского, под командой полковника Кернозицкого). Узнали об этом в Новгороде и всполошились. Быстро собрали дружину, и под начальством воевод Чулкова, Головина и Чоглокова, вмсте со шведскими войсками воеводы Делягарди (200 конных воинов и 400 пехотинцев) двинулись на выручку древнего пригорода Новгородского.

Стояло весеннее время. Новгородские дружины переправились по льду через встречные речки и недалеко под Руссой встретили передовой польский отряд. На голову разбили его новгородцы и дальше поспешили к Руссе. А Кернозицкий только узнал о поражении, разграбил с дружинниками и казаками все, что мог, зажег город со всех сторон и поскорее бросился по направлению к Тушину, где стоял тогда второй самозванец, прозванный в народ тушинским вором.

Когда новгородские дружины подошли к Руссе, увидели только догоравшие развалины, трупы избитых, да кой-откуда выползавших изнуренных, изголодавшихся рушан.

Бросились тогда новгородцы в погоню за врагами. Около месяца гнались они по непроходимым почти болотам и, наконец, 5 мая настигли Кернозицкого. Начался упорный бой, и разбойная шайка литовцев была вконец уничтожена. Много воинской добычи захватили победители (5 медных, 5 железных пушек, 10 бочек пороху, множество лошадей и пленников), а телами литовскими устлали все поле. Это слу­чилось под селом Каменкою.

Наступил 1611 год... Великая разруха в царстве русском продолжалась. Часть русских областей уже отошла шведскому королю. Присягнул сыну короля принцу Филиппу и Великий, в былые годы, вольный Новгород. А на Руссу наступал, чтоб и ее подчинить шведскому королю, полковник Делягарди. Разбил он небольшую городскую рать, ворвался в город, совершенно разграбил и разрушил его за сопротивленье. Побывали после него еще литовцы с поляками и немцами, и 10 тысяч домов, почти все церкви и 10 монастырей погибло от врагов в эти годы. А жителей побито было без счету.

Ничего не пощадили вороги-победители. Притихли совсем оставшиеся в живых горожане, разбежались подальше по лесам, терпя и холод, и нужду великую.

Да появился тут еще страшный старинный недруг старорусский — мор. Повалились от болезни и те, что остались живы. Не посчастливилось и шведам. Испугались они бо­лезни и скорее выбрались из города, успев все-таки по­строить новый острог около города с девятью башнями. Три года ходил мор по народу, не прекращаясь, к все косил новые жертвы. Некому были хоронить умерших. Окончился мор, и явилась новая беда на Руссу. Расплодилось много разбойников в годы лихолетья — не стадо житья от них мирным жителям. Так и жили все под вечным страхом.

Наконец, пришел конец страданий для всей земли. На Московский престол вступил законный Царь-Государь Михаил Феодорович. Под его державу стала собираться вся древняя Русь. Только долго бродили еще по ней разбойные люди да казаки, обирая мирных жителей. Совсем захирела в эти годы Русса с окрестностями... Не узнать стало богатого города. Пустынны были улицы. Всюду были развалины, а но­вые дома заколочены, изморили разоренья да моры всех жителей. Мало кто и жил теперь в Руссе. (По описанию голландского посла Антона Гетфиса). Наконец, как будто пришло время концу страданий.

Русса, по Столбовскону договору, ¹) была присоединена к Мо­сковскому государству. И стала снова как будто подниматься она из развалин своих... Понемногу стали прибавляться жители, появились дома, опять начали варить соль, а скоро явились и опять богатства. Немного лет прошло, и города стало не узнать. Поновился он, украсился храмами да мо­настырями. Много появилось их. Только все уже не то было, что прежде, не было таких богатств и благолепия. Не опра­виться никогда стало городу, да и жителей была всего неболь­шая горсточка. ²) Прошлое былое не вернулась никогда после шведского разгрома, и городок мирно стал влачить свои дни.

¹) 1617 г. 27 февраля.

²) По челобитью старорусских посадских людей, последовал в 1617 году царский указ на имя старорусского воеводы Боборыкина и царского дьяка Дубровского, которым велено было все поместья в окрестностях Старой Руссы, розданные во время шведского владычества разным лицам, отобрать и отписать вновь на государя; это для того, чтобы не прекращался соляной промысел, производимый в Старой Руссе более жителями окрестных селений и погостов, нежели жителями самого города, запустевшего после неприятельских нашествий. Вследствие указа царского, составлены были розданным поместьям подробные описи и отосланы в Москву в поместный приказ.

Не шумели больше у стен его рати воинов, никто не нападал на него, да в нем и всего-то было 70 человек тяглых, способных владеть оружием в военное время (1626 г. по описи кн. Ивана Андреевича Хованского). Только мор да пожары порою нарушали спокойное житье города. Наступил 1652 год, и люди стали валиться от мора, 50000 человек погибло тогда в новгородской земле; а прошло три года, и мор снова разразился над нею. Не было спасенья от страшной болезни. Побежали несчастные, оставшиеся в живых в леса, но смерть как бы гналась за ними. И на дорогах и в лесах — всюду валялись трупы покойников. Оставшиеся в живых вылезали из ям, где они скрывались, бежали в храмы, да и там не было спасенья. Валялись и среди храмов люди, как подкошенные. Как безумные, рушане позабыли и стыд, и родство: «отец чуждался сына, муж убегал от жены, покидал детей и бежал из города, унося с собою смертельную болезнь, все гибло, опустели храмы Божии; в иных оставался только один священник, изнеможенный болезнью, с трудом взбирался он на колокольню, слабою рукою ударял он в колокол, созывая православных в послдний раз помолиться Господу и потом умереть спокойно. Наконец, тщетны были призывы колокола, некому было молиться, те немногие живые свидетели этого пятимесячного царства смерти, которым суждено было поведать потомкам о сем стришном времени, сделали  предание об этом гневе Божием живым до настоящаго времени». (Полянский, 38).

Наконец утих мор, и город снова зажил спокойною жизнью.

А на Руси повяло новым духом. Пришло время Великого Преобразователя, а вместе с тем и в истории Руссы открывается новый период жизни мирной спокойной, период более близкий и знакомый современному человеку. Но не возродилась прежняя Русса во всей ее красоте, со всею быстро­тою ее прежнего мощного разрастания.

Пестрят сказанья о Руссе в те годы страшными несчастьями. Только и видно из них, что засухи, голод да мор, не переставая почти, сменялись одно другим, рубили народ. Пестрят сказанья рассказами о разгромах города. И не пе­речесть сколько раз он был пограблен, разрушен или сожжен. Сколько раз поднимался он из развалин и пепла и еще больше расцветал и богател. Грабили и разо­ряли его и свои же новгородские воеводы, н Литва, и московские князья, пока, наконец, не сокрушили его шведы. Так пролетели целые века среди постоянных бурь и невзгод. Кровью насытилась земля за это время, кровью рушан и врагов. На костях да на могилах прежних жильцов вырастал каждый раз город. Всюду были захоронены в течение веков эти прежние обитатели, и новые жильцы невольно должны попирать их развеянный прах. 

IV. Петровские и послепетровские времена.  

Царский наезд в город. Заботы государя о развитии солеварения. Елизавета Петровна. Борьба с разбойниками. Прекращение солеварного дела казною. Пожар. Екатерина Великая. Перемены в городе. Первый го­лова. Возобновление солеварения. Мор 1771 г. Приезд царицы. Городское самоуправление. Отечественная война.  

Воспрянула как будто Русь от векового сна своего и затишья. Всюду закипела работа. Строились суда, устраива­лись новые полки. Только Русса, затихшая после долгих невзгод, безучастно жила еще старым прошлым. Много было и в ней и около нее раскольников староверов. Отка­зались они от Никоновской книжной исправы, убежали от церквей за то, что как будто там завелась скверна анти­христова. С ужасом смотрели они, как царь стал заво­дить везде новые порядки. Жутко стало вместе с ними и всем рушанам. Совсем призатихли они...

А царь-богатырь сам явился-пожаловал к ним... Искал он выхода для родной земли к морю — окошка в Европу, чтобы можно было сбывать там несчетные богатства Руси. Да везде была отре­зана Русь от морей. Только холодное Белое море за широкими, далекими лесами да необъятными тундрами омывало русские бе­рега. Туда и направил соколиные очи свои могучий царь русский. Приказал строить морские суда, и сам полетел туда же посмотреть на Русское море, на работы корабельные, и всюду высматривал он — нет ли где еще новых неведомых богатств, чтоб знать на всякий случай. Все видели зоркие очи царевы.

А чего сам не увидит, о том доложат ему.

Заехал тут царь на далеком пути к студеному морю (1693 г.) и в Руссу; слышал еще в юности он о старом русском городе, богатом солью. Слышал царь, что захирел городок, и захотелось ему, чтобы вспомнила и Русса свои былые дни. А Русса еще не оправилась от пережитого, хотя уже много лет прошло. Запустели места, где кипела когда-то работа, где трудились рушане, вываривая соль. Совсем позабыли они свое старое дело, и жили так, как жили всюду на Руси — обрабатывали земельку-кормилицу. А вода соленая по-прежнему била из-под земли широкими струями и стекала в реку. Немного было варниц в городе. После недавнего мора их стало еще меньше... Бросилось это в глаза царю. Увидел он, что много добра пропадает и повелел властям, чтоб озаботились развить старинный промысел. Не укрылось от взоров царевых, что невдалеке от Руссы на многие версты тянется хороший дубовый бор. Радостью засветились очи ясные. «Да есть тут для корабельного дела добрый лесок», — заговорил он своим спутникам и тут же дал приказ хранить тот лес до поры — до вре­мени. Знал мудрый царь древнерусский обычай хоронить покойников в дубовых колодах, и много могучих дубов гибло ради этого обычая. Да ничего не сказал он на этот раз, зато из Москвы прислал крепкий наказ, — приказал брать большую пошлину в казну с дубовых гробов-колод.

Bсe, что было, высмотрел в Руссе царь, дал приказ завести во всем больше порядка и полетел дальше к студеному морю, а потом и совсем улетел за границу — по­учаться корабельному делу…

Прошло всего несколько лет, и царь снова явился в Новгородских пределах... Теперь решился он «прорубать окно в Европу». Обрушились его дружины на шведские города, когда-то составлявшие обширные владенья Великого Новгорода... Неудачен был поход... Да все же зашевелились теперь по всей Руси. Начали в порядок приводить управление. Вся страна была разделена на губернии, и Старая Русса стала городом Новгородской провинции, Ингермандландской губернии, а когда на берегах Невы вырос город Петра — Петербург, в его губернию вошла и Русса, а управлял ею по-прежнему воевода. Между тем, по приказу государеву, около города начали вырубать дубовый лес для кораблей. На работу приехал посмотреть даже наследник Цесаревич — Алексей Петрович, когда возвращался из финляндского похода... Да и государь еще раз побывал в городе по пути с Олонецких заводов. Хотел он проверить — все ли исполнили по его приказу, развили ли соле­варное дело. Как сокол, явился царь — все осмотрел и заметил, как тяжело было подвозить лес и дрова к соляным варницам. Жаловались на это солевары, и приказал он — выкопать канал от Полисти, чтобы можно было бли­же подогнать дрова по воде к солеварням. Несколько дней провел Великий гость в Руссе, занимаясь своими царевыми делами... Потом он полетел дальше, а в Руссе за го­родом начали копать канал от реки. Однако работники не окончили этого дела, — зима помешала, а на следующий год Государь скончался, и о канале совсем забыли.

Умер Петр, но не умерло его дело. Только одна Русса призатихла. Никто не заглядывал в нее, и жила она, как жила прежде — как будто посторонний зритель совершавшихся переворотов. Когда снова стали размежевывать русскую землю по губерниям, ее приписали к Новгородской губернии (1727 г.).

Затихший город не оправлялся... Соль — богатство старорусское, не вываривалась так ретиво, как прежде. А сами горожане до того обессилили, что не могли справиться с разбойными людьми. Старорусский воевода жаловался на разбойников самой императрице Елизавете Петровне, и про­сил, чтобы помогла в лихой беде — невмоготу уже было терпеть горожанам. Разбойники так обнаглели, что забира­лись в села и города среди бела дня и на глазах у всех грабили мирных жителей. Царица дала приказ, чтобы все служилые люди, которые были при межевании по узду, отставные офицера и сами обыватели принялись за сыск разбойников (1759 г.).

В том же году государыня воз­вратила сенокосные пожни и рыбные ловли, неправильно отнятые от города казною. Выхлопотали их у царицы старорусские купцы Тарас Кладухин и Калина Бычатин ¹), а вводил посадское общество во владение землями, назначен­ный Высочайшим указом, стряпчий Даниил Воинов. Дала государыня и еще приказ — прекратить в городе казенное солеварение: не приносил теперь этот древний богатый ста­рорусский промысел никакой прибыли. Остановились большие казенные заводы, устроенные по приказу Петра 1-го, и только кое-где у частных заводчиков продолжали работу. Между тем, близка была для Руссы новая неминучая беда.

¹) По Высочайшему указу за № 8312 от Правительствующего Сената. Купцы доказали права Руссы на владение пожнями на основании давности владения и особенно писцовыми дозорными книгами, составленными в 1605 году боярином Алексеем Безобразовым с воином Треминым и Андреем Каблучковым, где сказано, что пожни эти приписаны к посаду Старой Руссы из оброку вечно. Полянский. Историко-статистический очерк г. Старой Руссы, 41 стр.

Шел апрель 1763 года. 22-го числа город погорел до основания. Осталось несколько церквей, черневших за­копченными стенами среди общего пепелища, да кое-где торчали уцелевшие каменные дома, а прочее все выгорело. Не привыкать было старорусцам к пожарам. Чуть не каждый год огонь выхватывал целые улицы ²), а это общее для всех несчастье сокрушило рушан. Все они остались без крова, одежды и пищи. Услышала о страшном несчастии сама Государыня Императрица Екатерина Алексеевна. Пожалела она погорельцев и приказала дать городу из казны в долг без процентов сто тысяч рублей на постройки, а голодавшим велела выдавать даром хлеб; освободила она погорельцев еще на три года от всяких податей. Всячески старалась помочь им заботливая царица.

²) В 1759 г. погорела Троицкая улица, погорела тогда же и Троицкая церковь. Опись церковная.

Тем временем и в Сенате завели речь о старорусском пожаре, вспом­нили там постоянные напасти других городов от пожаров и дали приказ в Руссу, чтобы в городе строили одни каменные дома, а деревянные разрешили строить только в пригородах и отделять их один от другого садами, огородами да кара­улками, среди же города оставить пустопорожние места для площадей.

Заново перемежевали Руссу, по этому указу, обозначили новые улицы, отвели место для площадей, и город стал понемногу оправляться. Все же, долго еще бедствовал он. Как-то посетил Руссу новгородский губернатор Сиверс и ужас­нулся от той бедности, какая царила всюду.

Город еще лежал в развалинах. Жители кое-как теснились по лачугам, а воеводская канцелярия помещалась в таком маленьком и плохом доме, что можно было срав­нить его только с двойною крестьянскою избою. Судьи и канцелярские служители с трудом помещались в верхнем этаже; в нижнем — посредине находилась казна, по одну сторону которой содержались колодники, а по другую архив; вследствие такого соседства казны с колодниками, из нее уже было выкрадено около 300 рублей. Архив находился в очень плохом состоянии; бумаги погнили. Очень многих дел уже нельзя было разобрать, потому что листы рассыпались лоскутьями. Неоконченных счетов ревизионная комиссия счи­тала на старорусской канцелярии более 2304. (Пол., 42).

Совсем пошатнулась Старая Русса после пожара. Заглохли улицы, где когда-то стояли варницы; солевары бросили свой промысел. Да зачем было начинать все заново, когда из других мест стали добывать легче и лучшую соль. Совсем было захирел город. Только милостивая помощь ца­рицы поддержала его. На следующий год после пожара (бла­годаря этому) уже начали строить каменные корпуса гостиного ряда и постоялых дворов. Понемногу стали появляться домики и на окраинах...

Между тем на Руси все время шли преобразования. Муд­рая Государыня заботилась, чтобы легче жилось народу. Стала созывать она выборных людей от городов и сел, чтобы лучше узнать народные нужды, и позаботиться вместе с ними, как все лучше устроить... Прислан быль Царский указ и в Руссу, чтобы избрали в городе представителя — город­ского голову, и явился бы он в Москву на депутатское Всероссийское собрание. Выбрали тогда горожане почитаемого первостепенного купца Ивана Попова головою.

Так и появились с тех пор постоянные выборные представители города, хотя первое время они не исполняли никаких обязан­ностей, а всеми делами по-прежнему ведала воеводская канцелярия. Учреждены были тогда различные виды судов для разных сословий и, между прочим, для горожан — городской магистрат. А Государыня и еще особо позаботилась о древнем городе. Совершенно затихло в это время в Руссе солеварение. Казна, по приказу Елизаветы Петровны, прекратила его, и только немногие рушане по-прежнему, по старине, вываривали соль: отводили к себе на дворы соленую воду из ручьев, вымораживали ее зимою, а потом вываривали в громадных железных или чугунных котлах. Немного выпаривали они соли, а после пожара еще меньше стали. Узнала про это Государыня — зачем же пропадать добру, решила она, и приказала снова приняться за старинный промысел от государства. Хотелось ей как-нибудь помочь не­давно выгоревшему городу, а тут еще замечался в Новго­родской и Псковской областях недостаток соли.

Назначила Государыня начальником и строителем нового солеваренного завода в Руссе генерал-квартирмейстера Боура. Выбрал Боур место для завода между Полистью и Перерытицею, и закипела работа. Стали запружать реку, строить крепкий шлюз, чтобы поставить водяные колеса, которые могли бы выкачивать соленую воду на высокие градирни. По-новому задумал Боур вываривать Старорусскую соль. Хотелось ему, чтобы можно было работать и летом, и зимою, чтобы не надо было крепких морозов для сгущения соляного рассола. Устроил он градирни, в которых вода, поднятая наверх, капельками сбегала по прутьям вниз, выпариваясь ветром по пути и сгущалась в более крепкий рассол. Скорее можно было выварить соль из такой воды. Много градирен выстроил Боур. Длинными рядами вытянулись они за городом, а с каждым годом к ним прибавлялись все но­вые и новые. Они заняли целое громадное поле. 19 отдельных градирен высилось там. А если бы они вытянулись в одну линию, то заняли бы 8 верст. Перенес Боур постройки и из старого запустевшего соляного завода, а по городским улицам работники выкопали глубокие рвы, чтобы провести соленую воду к новому заводу из старых варниц. Проложили по этим рвам трубы, и соленая вода побежала к заводу. Заработать завод, по рекам по­тянулись к нему длинными вереницами плоты дров, а на Полисти задвигались громадные водяные колеса, приводя в движени насосы.

Между тем на Русскую землю надвинулось прежнее несчастие, появилась холера. Всю осень 1771 года ходила она и по Руссе, косила народ. Наконец все успокоилось. Тихо зажили рушане.

Прошло с тех пор 9 лет. На Руси по-прежнему всюду шли преобразования. Сама государыня следила за всем, сама ездила, наблюдала, как живет народ. Посетила она и Руссу. Об Руссе она заботилась больше, чем о прочих городах. Погоревший, древний, когда-то богатый город привлекал ее внимание. С хлебом-солью встретили горожане за 4 версты свою великую гостью. Ловкие гребцы старорусские в красных рубахах на 12 лодках подхватили судно Государыни и быстро провели его к Ужинскому перевозу, а отсюда, по древнему обычаю, русская царица отправилась сначала в храм. В большом почете у горожан в то время была пятиглавая Троицкая церковь. Туда и направилась она со своею свитою, окруженная многотысячною толпою горожан и окрестных поселян, а после молебна вернулась опять к перевозу в дом городского головы Ивана Попова отдохнуть от пути. Это был лучший дом в городе.

На следующий день, чуть наступило утро, Царица уже отправилась осматри­вать город. Все интересовало державную гостью — и как по­строились горожане, и как велось управление, а главное, как шла работа в солеварнях. Подробно ознакомилась Госуда­рыня со всеми сооружениями Боура. Пожелала подняться даже на верхнюю галерею одной из градирен и долго рассматривала расстилавшийся под ногами город. А потом, утомлен­ная от ходьбы по высоким крутым лестницам, она рас­положилась отдохнуть в особом павильоне, устроенном для нее среди варниц, беседуя о солеварении с генералом Боуром и именитыми горожанами. Возвращаясь в город с солеварен, она пригласила к своему столу городского голову и членов Магистрата, и все время расспрашивала горожан о нуждах и скорбях. А когда уезжала она из города, по­жертвовала на устройство школы в городе 200 рублей, 2000 рублей уделила бедным горожанам на дома, дала еще мастеровым соляного завода 1000 рублей, по сто руб­лей на 4 городских богадельни и Спасскому монастырю 300 рублей. Никого не обделила мудрая монархиня, а гостеприимному хозяину своему, городскому голове купцу Ивану Попову, пожаловала она свой портрет и жене его, Надежде Тарасьевне, драгоценное бриллиантовое ожерелье на шею.

Не забыла Государыня и в столице о городке и заводе. Дала она там наказ — назначить на старорусский завод для обучения солеварному и градирному делу мальчиков из Санкт-Петербургских и Новгородских гарнизонных школ, а городу 16 августа 1781 года был пожалован особый герб.

На щите, осененном короною, сверху на серебряном поле изображены два медведя, между которыми золотое кресло с красною подушкою, а на подушке крестообразно поставлены скипетр (с правой стороны) и крест (с левой), а выше над спинкою кресла — подсвечник с тремя зажженными свечами. Снизу — на красном поле изображена кирпич­ная затопленная печь, на нее поставлена сковорода, в кото­рой вываривается соляной рассол. На сковороду из трубы течет струя соленой воды.

Так вспомнила Государыня древний город среди заботь своих об устроении государственном.

Между тем строитель старорусских градирен и варниц генерал Боур скончался, и все обширное солеварное дело перешло в ведение новгородского губернатора Архарова.

А Государыня еще раз вспомнила о городе Старой Руссе. В 1784 г. пожаловала она опять на улучшение заведенной в ней школы 300 рублей, дала на каждую из богаделен по 300 рублей (всего 1500 рублей). На следующий же год 21 апреля (1785 г.) Великая Екатерина дала всем русским городам общественное самоуправление.

«Мещанин без суда да не лишится доброго имени, или жизни, или имения; мещанин судится мещанским судом, подтверждается и строго запрещается, да не дерзнет никто без суда и приговора, в силу закона тех судебных мест, коим суды поручены, самовольно отобрать от мещанина имение или оное разорять; запрещается мещанам учинять бесчестие. Первая и вторая гильдия освобождаются от телесного наказания», говорилось в указе царском. Для городов вместе с этим начинался новый период жизни. Радостно всколыхнулась Русса, получив этот указ. Собрались взволнованные горожане по зову воеводы к воеводской канцелярии и выбрали членов для устанавливаемой Городской Думы — двенадцать гласных и нового городского голову. С тех пор и заботится Городская Дума обо всех делах города. Судят, рядят гласные, раскладывают на горожан повинности и налоги для благоустройства города. Скудны первое время были средства Думы — не велики были налоги на горожан, а все же много полезного для города ста­ла делать она с первых дней существования, Знали глас­ные, сами жители города, все нужды городские и, по мере возможности, заботились обо всем.

Благодарные за внимание государыни к городу и щедрые подарки ее, гласные постро­или на первые же городские деньги деревянные конюшни, на Коломце, манеж и слесарни для Лейб-Кирасирского полка. Поблагодарил за это старорусцев Император Павел Петрович чрез Великого Князя Константина Павловича, когда тот заезжал в Руссу посмотреть на постройки.

Только не расцвела Старая Русса и когда появилось го­родское самоуправление. Мало прибывало в городе жителей, да не оставили его и пожары, хотя все, кажется, меры были приложены, чтобы избавиться от огненной опасности. В 1794 году, как будто в насмешку над общими за­ботами, на соборной стороне вспыхнул пожар, и все по­чти строения там погорели, а через 12 лет после этого, весною, во время обычного разлива, случилось новое несчастие. Вода поднялась так высоко, что затопила большую часть города. Много бед натворила она особенно для новых казарм в Коломецкой части. Там все было снесено водою: и самые казармы, и конюшни. Три дня (с 4 по 6 апреля) бушевала вода, и только 12-го числа она успокоилась.

Между тем, родная страна, почти не переставая, вела войны с соседями. Тяжело приходилось порою государству. Ма­ленькая Русса не оставалась безучастною в общей нужде. По-своему старалась она помочь отчизне. Шла война со шведами — недавними врагами, разорителями Руссы, и горожане собрали каждый, что мог. 10000 рублей передали они прави­тельству в один раз, да устроили из горожан целый полк, чтобы пополнить царский Нежинский полк, стоявший в то время в городе, а потом мещане выставили еще 89 ратников ополченцев, и купцы собрали 7530 рублей.

Для государства приближалось еще более тяжкое время. С запада надвигался Наполеон. И поднялась на него Русь, как один человек. Взволновалась Русса. С трепетом следили горожане за каждой весточкой с войны. Тем временем они собрали в городе целое ополчение против врага. Под Полоцком Старорусский полк уже начал участвовать в битвах, а оставшиеся в Руссе купцы и горожане при­нялись собирать деньги. Многие отдавали все, что имели, во­одушевленные словами государя — и в маленьком городке скоро набрали 72319 рублей ¹).

¹) Между прочим, купцы: Сомров, Кучков, II. К. Бычатин, A. И. Севериков, И. Г. Сыромятников, П. И. Суслеников, Я. И. Гвоздев, И. В. Свечников, П. Д. Хвостов, А. И. Иванов, Р. И. Голтяев и П. П. Балахонцев пожертвовали 32876 рублей. (По кн. Полянского. Истор.-стат. опис. Старой Руссы, стр. 48). И государь, когда окончилась война, наградил за щедрый дар медалями с надписью: «Не нам, не нам. но Имени Твоему».

следующие главы